Александр Петров

Родился 24 марта 1922 г. в деревне Короськово (Московская область).Отец — Петров Алексей Дмитриевич. Мать — Петрова Ксения Васильевна. Супруга — Петрова Валентина Павловна (1917—2002) Позже семья переезжает в Москву. После школы Александр Петров устраивается подсобным рабочим в карамельный цех фабрики «Красный Октябрь», где принимает активное участие в художественной самодеятельности.

В самом начале Великой Отечественной Войны добровольцем уходит на фронт. В составе 137 полка связи им. Б. Хмельницкого участвует в Сталинградской битве, участвует в освобождении Одессы, Праги, Вены, Будапешта, дошел с боями до Германии и Югославии. Награждён орденом «Отечественной войны» II степени, Орденом почета; медалями «За боевые заслуги», «За оборону Сталинграда», «За Победу над Германией», «За взятие Будапешта», «За взятие Праги», «За взятие Вены». После войны направлен на Второй государственный подшипниковый завод.
В 1948 г. поступает в ГИТИС, в мастерскую А. Лобанова и А. Гончарова. Окончив в 1952 г. учебу, был приглашен в труппу театра Советской Армии.
В 1980 г. Александру Петрову присвоено почётное звание «Народный артист РСФСР».
Его работы в театре и в кино по праву входят в золотой фонд отечественного театрального и киноискусства и составляют славу российской культуры.

«Я доволен прожитым»

Интервью к 85-летию Александра Петрова

Александр Алексеевич, Вы из многодетной крестьянской семьи, если не ошибаюсь?

Родился я в деревне. В Подмосковье есть такая деревня Короськово, это Михневский район раньше был. А потом мы переехали в Москву, отцу дали комнатку небольшую, и мы туда всей семьей из деревни переехали. Отец у меня работал на фабрике «Красный октябрь» кондитером, мама сначала была домохозяйка, потом пошла тоже работать, она у меня человек простой.
А страшно было переезжать из деревни в город, да еще столицу?
Я был мальчишкой, еще многого не понимал. Там, в деревне, я учился в четвертом классе, а сюда приехал, и меня посадили в третий. Я не понимал всех этих трудностей. Трудности заключались в аклиматизации. Надо было заводить друзей, надо было приспосабливаться к школе, к классу. Семья у нас была большая, шесть человек детей.
Кто кем стал?
Братья работали на заводе, кто токарем, кто слесарем. Из всей семьи я один такой «выродок» в артисты пошел, потому что мне всегда это нравилось. В школе в кружке не участвовал, но всегда с удовольствием смотрел, когда другие что-то показывали, представляли.
Вы в детстве ходили в авиационный кружок, чем он Вас привлекал?
Недалеко от школы был Дворец пионеров, и я очень любил этот Дворец. Я там поменял массу кружков: и авиационный, точнее он назывался «авиамодельный», и стрелковый, и в какие только кружки я не ходил… Мне очень нравилась атмосфера этого Дворца, и я с удовольствием туда ходил, правда, почему-то надолго ни в одном из кружков не задерживался.
Вы жили в Замоскворечье. Соседство с памятниками и музеями к чему-то обязывало?
Жил я рядом с Третьяковской галереей на Кадашевской набережной. Мальчишкой я этого не понимал, а, став взрослым, когда учился в институте, то это соседство меня очень радовало, и я гордился своим районом. Ходил часто в Третьяковскую галерею, это мне помогло и в институте, когда я учился. Потому что там был предмет такой «Изобразительное искусство», а поскольку я до этого уже много раз ходил в галерею, то мне было легче справляться с этим предметом.
Вы, как и отец, пошли работать на фабрику «Красный октябрь»?
Да. Я окончил семь классов, семья была большая, надо было зарабатывать деньги, и я пошел работать сначала на завод, кажется, «Красная звезда». Я там работал за станком. А потом, поскольку я занимался в драмкружке на «Красном октябре», то очень быстро перешел с этого завода на фабрику. Там был великолепный кружок! У нас был очень хороший руководитель, очень хорошие ребята подобрались. В этом кружке я сыграл Незнамова в «Без вины виноватые», старался, играл с удовольствием, и уже на фабрике меня знали, всегда ходили на спектакли с моим участием.
Кружок был большой?
Человек двенадцать-тринадцать.
А не помните, кто руководил кружком?
Фамилия руководителя была Уринов. Очень хороший руководитель был.
Кроме Незнамова кого еще играли в кружке?
Была такая пьеса, кажется, Шкваркина, ее названия сейчас уже не помню, где я играл молодого паренька, вот, пожалуй, и все, потом началась война.
Костюмы мастерили сами?
Какие-то мастерили сами, а какие-то брали напрокат в костюмерной, которая находилась там, где сейчас «Эрмитаж». Костюмы были очень хорошие, особенно тот, в котором я играл Незнамова.
Вы свои спектакли показывали только на «Красном октябре» или выезжали?
В основном да. Там был очень хороший клуб, сцена и закулисная часть очень хорошие были. Выезжали, но очень редко. Это не было правилом, а скорее исключением.
Возвращаясь непосредственно к самой фабрике «Красный октябрь», сладкое любили?
Да! Я сладкое вообще очень люблю, и там я, конечно, дорывался иногда. Было голодно, трудно. Поэтому, утром, когда я шел на фабрику, мама давала мне французскую булочку на обед, дома я не завтракал и почти что не обедал, и, приходя на фабрику, у нас там были такие жестяные банки из под какао «Золотой ярлык», клал туда карамель или шоколад, наливал кипятку и разводил эту массу, которой потом запивал булочку. Вот так вот и жил.
Где Вас застало известие о начале войны?
В это лето меня пригласили в пионерлагерь от фабрики вожатым. И вот там меня и застало сообщение о войне. Видимо, по молодости, я сразу не ощутил все горе, всю трагедию этого сообщения. Это уже пришло потом, когда я пошел на фронт. На фронт я пошел добровольно. Я тогда был комсомольцем, пришел в райком комсомола и говорю: «Хочу на фронт». Мне отвечают: «Да погоди ты, чего торопишься. Мальчишка ведь. Еще придут повестки, — Нет, я хочу сейчас, сию минуту». И в августе, как сейчас помню, тринадцатого числа, я пошел на фронт. Собрали нас у городского Дома пионеров, построили и повели в школу, где дали нам обмундирование. Потом на очень короткое время отправили на подготовку, на учение в город Шадринск в Сибири. Там я, по-моему, не полную зиму прозанимался. По специальности я связист, сначала работал на аппарате, а потом разматывал катушки, собирал, устанавливал связь между батальонами, между батальоном и полком. Так я провоевал всю войну и закончил ее в столице Австрии Вене. Был чудесный день весенний, солнце. Вена – очень красивый город, а тут после войны, после окопов, увидеть такой чудесный город и услышать весть о конце войны — было таким счастьем!
Вена была не единственным европейским городом, который Вы освобождали?
Прага, Будапешт, Белград, Румыния, Болгария, я прошел весь юг Европы.
Вы всю войну прослужили в одном 137-м полку связи им. Б.Хмельницкого?
Да. Сначала это был отдельный 49-й батальон связи, а потом батальон переименовали в полк, и войну закончил в 137-м нижнеднестровском ордена Богдана Хмельницого полку связи.
Что было самое тяжелое в восприятии войны?
Начало. Потом как-то привыкаешь. А сначала было не то, что страшно, а именно трудно. Я помню под Сталинградом холод, ветер, мороз ниже тридцати, а мы в обмотках, ботинках, телогрейке, ватных штанах и шинели, которая выручала во всех случаях жизни. А потом уже привыкаешь…
Когда поверили в победу?
Когда перешли границу. С начала мы воевали под Одессой, потом перешли границу и очутились на территории Румынии, в городе Галац. И вот с этих пор мы поверили, что скоро война кончится, что победа уже близка.
После войны Вы не сразу пошли в ГИТИС, сначала вновь был завод?
Поскольку я пошел на фронт рано, мальчишкой, то после войны меня не сразу демобилизовали, а еще год я прослужил в Одессе, на Одесском узле связи, где я несколько раз встречал Георгия Константиновича Жукова и устраивал ему переговоры. Демобилизовался я в 1946 году и пошел работать на 2-й шарикоподшипниковый завод на Шаболовке. Там я поработал совсем немножко. Проходя как-то мимо, я увидел, что в ГИТИСе проходят консультации для вновь поступающих. И я решил, отчего не заглянуть. Как раз консультации проводил Андрей Александрович Гончаров. Я ему прочитал отрывочек «Смерть Кочубея» из романа Аркадия Первенцева «Кочубей». Мне этот отрывок нравился, он был такой темпераментный. Гончарову это понравилось, и он спросил, подавал ли я уже заявление. Я ответил, что еще нет, на что Андрей Александрович тут же сказал, чтобы я немедленно его подал и готовился к экзаменам.
Как сдавали экзамены?
О, сдавал ужасно. Во-первых, я не окончил десятилетку. Во-вторых, я воевал, и все знания выветрились. И поэтому мне было очень и очень трудно сдавать, но тут мне помогли товарищи и Андрей Александрович Гончаров. Когда я сдавал экзамены, то был такой предмет «История СССР». Я сижу в ожидании, чтобы войти в аудиторию, и идет Гончаров. Он спрашивает: «Волнуешься?». Я ответил, что да, — «Ну, ничего-ничего, не волнуйся, ступай». Я захожу, стол, за столом сидит профессор и рядом молоденькая ассистенточка, а я напротив сажусь. Я беру билет и понимаю, что даже близко ничего не знаю. А тогда, когда я поступал, отмечали 800-летие Москвы, и везде были развешены плакаты: «Основатель Москвы Юрий Долгорукий». И вот профессор меня спрашивает: «Вот скоро мы будем отмечать юбилей Москвы, а кто основал Москву?». И у меня это выскочило из головы. Я сижу, лихорадочно вспоминаю, и вдруг эта девочка мне шепчет: «Юрий Долгорукий». Я понимаю, что если я слышу, то слышит и профессор, и мне было очень неудобно, стыдно, и я, потупив глаза, говорю: «Юрий Долгорукий». Тогда он попросил у меня зачетку. Сочинение писал смешно. Мы пришли в аудиторию, чтобы писать сочинение. Рядом со мной сидела позже великолепная актриса театра им. Ермоловой Соня Павлова. Дали темы, написали их на доске, а Соня только после десятилетки пришла и сидит-строчит. А я сижу, и ничего в голову не идет. Она спросила, почему ничего не пишу, я ответил, что ничего не знаю. Соня порылась в своих шпаргалках и достала сочинение, которое в школе писала. А там была тема «Женщина в произведениях русских писателей». Соня мне подсовывает сочинение на тему «Женщины в произведениях русских писателей». Думаю, какая разница, быстренько все переписал и получил троечку. Специальные экзамены давались мне легко.
А что читали на экзамене?
На первом туре читал Кочубея, а на заключительном туре Лобанов не стал спрашивать с меня прозу, а попросил прочитать какие-нибудь стихи. А у меня были великолепные стихи про гармониста: «Говорят, он бьет подковы, говорят, он нас потряс, много всякого такого и сякого говорят». Прочитал с удовольствием. И Лобанов сказал: «Все. Хватит. Спасибо». Так я был принят в ГИТИС.
Кроме Войницкого кого еще сыграли за время учебы?
Андрей Александрович Гончаров ставил «Свадьбу с приданым», где я играл председателя колхоза. В «Егоре Булычеве» играл лесничего. Председателем госкомиссии на экзамене была Клавдия Николаевна Еланская. Она посмотрела «Дядю Ваню», и вдруг на следующий день ко мне подходит Илья Яковлевич Судаков и приглашает меня в Минск. Я понял, что это с подачи Клавдии Николаевны. Ну, конечно в Минск не поехал, языка я не знал, и потом у меня уже семья была.
Часть вторая
Вы учились на курсе, где преподавали два выдающихся режиссера – Андрей Гончаров и Андрей Лобанов. Вам не хотелось продолжить с ними работать?
Хотелось. И Лобанов меня брал в свой театр (театр им. Ермоловой), а также Владимира Андреева и Соню Павлову. Но тут, после одного из просмотров «Дяди Вани», состоялась встреча с Алексеем Поповым. Он меня спросил, не хочу ли я работать в Театре Армии. А меня уже Андрей Михайлович пригласил, и я задумался, никак не мог решить. Пошел к еще одному нашему педагогу Варваре Алексеевне Вронской, очень милой женщине и прекрасному преподавателю. Спросил у нее, куда мне идти – к Попову или к Лобанову. Она задумалась и ответила: «Знаешь что, Саша, иди к Попову, там тебе будет лучше».
Она угадала?
Она угадала, потому что в Ермоловском театре начались неприятности, Андрей Михайлович вынужден был уйти из театра, а тут я задержался на 55 лет.
Ваше первое впечатление о режиссере Попове?
Как артист я с ним не сразу встретился. Первая роль у меня была ввод в спектакль «Закон Ликурга» (Кинсел). Ее играл Андрей Попов и Леша Баталов, меня ввели третьим, но в результате сложилось так, что Попов ушел со спектакля, у Баталова не совсем получалось, и я остался один в этой роли, долгое время, с удовольствием играя в этом спектакле. Там великолепные артисты играли: Касаткина, Фетисова, Хохлов, Нассонов – мастера высокого класса. А первая серьезная роль у меня была в спектакле Ивана Петровича Ворошилова. Он ставил «Не было ни гроша, да вдруг алтын» и предложил мне роль Баклушина, и я, естественно, согласился. Мне было приятно там работать. Со мной играли Любовь Ивановна Добржанская, Нина Афанасьевна Сазонова, выдающийся артист с периферии Никифор Колофидин. Потом у этого же режиссера я сыграл в спектакле «Сергей Лазо» белого офицера. А с Поповым я встретился на «Москва-Кремль» и на «Поднятой целине», которую заканчивал ставить Шатрин. В «Поднятой целине» Алексей Дмитриевич дал мне роль Разметнова.
А с «Законом Ликурга» получилась забавная история. Я уже работал в театре, поднимаюсь как-то по лестнице, а навстречу мне Алексей Дмитриевич: «Ну, что ты играешь, что делаешь?» Я говорю, что ничего пока. Он: «Да? Ну, ладно, посмотри на Малой сцене «Закон Ликурга», роль, что играет мой Андрюшка». Вот так я ввелся в «Закон Ликурга». Это была первая роль.
Чем отличался Ваш Войницкий в ГИТИСе от Войницкого в Театре Армии?
В ГИТИСе Андрей Михайлович Лобанов работал над спектаклем два года – весь третий и четвертый курсы. Он очень детально все разбирал, особенно по роли, поэтому было одновременно и трудно, и легко играть. В Театре Армии этот спектакль взял Леонид Хейфец, и в распределении значился Андрей Попов на Войницкого. А потом каким-то образом Хейфец, я ему сам не рассказывал, узнал, что эту роль я играл на госэкзамене у Лобанова. И он говорит: «Давай». Я поначалу репетировал во втором составе, а потом получилось так, что опять Попов ушел из спектакля, и я много лет играл один. Андрей Попов, знаете, он никогда не держался за роли. Есть актеры, которые, если попали на роль, то никому ее не отдадут, двумя руками за нее держатся. Андрей был не такой. Я сыграл с ним массу ролей. Он играл премьеру, несколько спектаклей, а потом говорил: «Давай, иди играй». Так было в «Дяде Ване», «На той стороне», «Океане», «Светлом мае». Я не знаю плохо это или хорошо, по-моему, хорошо, но все такие мои любимые роли я сыграл во втором составе за Поповым. Хотя это было очень трудно выходить после Попова, ведь зритель пришел и ждет, когда появится Андрей, и вдруг выходит какой-то молодой артист Петров. Было поначалу очень сложно переломить, привлечь внимание зрителя, чтобы он на время забыл о Попове, и сосредоточился на мне. С другой стороны, это была очень большая школа, репетировать вместе с Поповым одну роль и вместе с ним играть. Он всегда много помогал, он ведь был артист уже опытный, а я только начинал.
Чтобы было важным для Вас в раскрытии характера этого героя?
Еще в ГИТИСе Андрей Михайлович Лобанов раскрывал бунтарский характер Войницкого, он делал из него бунтаря, он сравнивал Войницкого со Степаном Разиным. Это сравнение было, конечно, для того, чтобы разбудить во мне темперамент. Он вытаскивал из меня бунтаря.
Вам, как человеку, прошедшему войну, помогал этот опыт в работе над военными спектаклями?
Конечно, помогал. Я много военных переиграл в театре, начиная со «Светлого мая», «Океана», у Дунаева я много играл, потом «Рядовые», «Крепость над Бугом», и генералы, и полковники были, и последняя роль такого плана у меня была в спектакле, шедшем у нас на Малой сцене, «Семейный ужин в половине второго». Я знал эту жизнь не со слов режиссера, я в ней «варился», поэтому мне было легко понять и сделать то, что от меня требовалось.
А партнеры, которые не обладали таким жизненным опытом, столь же правдиво передавали образ военного?
Конечно. У нас были великолепны режиссеры, театр-то военный, поэтому уделялось большое внимание созданию военных образов, чтобы не было приблизительности, все делалось на совесть!
Что значили в Вашей творческой жизни классические роли – Брабанцио в «Отелло», генерал в «Игроке», Епанчин в «Идиоте», Потап Потапыч в «Сердце не камень»?
Я по натуре очень взрывной, темпераментный человек. Поэтому все роли, где нужно было показать темперамент, я очень любил. Вот Брабанцио, казалось бы, маленькая роль, и не все ее охотно играют. А там есть все, там есть драма, там есть жизнь. Я эту роль очень любил, с таким удовольствием ее играл. Также, как и генерала и Епанчина, хотя в «Идиоте» такого открытого темперамента не было.
У Вашего героя в «Сердце не камень» в конце спектакля наступает прозрение? Как нужно прожить на сцене роль, чтобы наступило это прозрение, и зритель в него поверил?
Для меня очень важна сцена, когда я прихожу и говорю: «Ну, чем мне не житье, кум, какого еще житья мне надо». Она мне очень много давала по поводу характера Веры Филипповны, открывала мне многое. И, конечно, очень важен финал, где я говорю: «На что богатым людям деньги даны и как их надо проживать…». Вообще, это очень созвучно с теперешним временем. Ведь у нас сейчас появилось много богатых людей, которые не понимают, как надо правильно тратить богатство. Они занимаются накопительством, а я раздумывал в спектакле, как надо распорядиться этим капиталом, чтобы он не лежал мертвым грузом. То, чем занималась Вера Филипповна, помогая бедным, я считаю очень важным для сегодняшних богатых людей, чтобы они не только копили эти деньги, но делали что-то для людей, тратили с пользой. Ведь получился колоссальный разрыв между богатыми и бедными, и, конечно, его надо как-то сокращать. И вот то, что я говорю в «Сердце не камень» — это один из путей сокращения этого разрыва и полезного вклада капитала.

В книге «Звезды Театра Российской Армии» в статье, посвященной Вам, ее автор, Светлана Овчинникова, написала, что Вам удается самое трудное для артиста – хорошо играть положительных персонажей. Это действительно сложнее, чем играть отрицательных героев?
Конечно. Отрицательные герои, как правило, ярче написаны, они многограннее. Раньше положительные герои писались очень однозначные, поэтому играть их труднее было.
А такие скользкие типы как Пастор в «Комической фантазии…» что давали Вам как артисту?
Это был великолепный спектакль про Мюнхаузена, ставил Ростислав Горяев. Роль Пастора была острохарактерной. Она давала мне возможность показать себя несколько с другой стороны. В этой роли можно было фантазировать, импровизировать, там не было таких четких рамок.
Вы считаете свою жизнь счастливой в Театре Армии?
Да. Я счастлив и доволен своей судьбой, и доволен, что связал свою судьбу именно с Театром Российской Армии. Я много играл и играл у многих великолепных режиссеров, не был обойден в ролях, всегда был занят, играл с блестящими партнерами такими, как Добржанская, Нассонов, Хохлов, Хованский, Ходурский, Богданова, Колофидин. С ними играть было одно удовольствие! Я доволен прожитым!
При подготовке интервью была использована фотография музея ЦАТРА. http://tarmy.narod.ru/petrov85.htm Страстной бульвар Выпуск №9-149/2012, Гость редакции http://strast10.ru/node/2336
Хочу пожелать Здоровья,Радости,Миротворчества и Творческих успехов!

Владимир Зельдин

Владимиру Зельдину 100 лет: актёр рассказал о главных событиях своей жизни

Знаменитому актеру Зельдину 100 лет исполнилось 10 февраля 2015 года

Сегодня легенда отечественного театра и кино Владимир Зельдин отмечает 100-летие. Звезда встретит его на сцене родного театра. В честь столь грандиозного юбилея газета Metro вспомнила, что пришлось пережить Зельдину. Культовый актёр рассказал Metro, а также в своей автобиографической книге «Моя профессия: Дон Кихот» (издательство «АСТ-Пресс») о главных событиях в своей судьбе и в жизни страны. http://www.metronews.ru/novosti/vladimiru-zel-dinu-100-let-aktjor-rasskazal-o-glavnyh-sobytijah-svoej-zhizni/Tpoobj—4GWiA03itsMfY/

1915             Родился в Козлове (ныне – Мичуринск, Тамбовская область) в семье музыканта Михаила Евгеньевича и учительницы Анны Николаевны Зельдиных.

 1918           Семья Зельдина переехала в Тверь, там же Владимир пошёл в школу.

 1924           Семья стала жить в Москве, Владимир продолжил учёбу в военизированной школе на Таганке, также учился играть на трубе, фортепиано и скрипке.

1930            Поступил в производственно-театральные мастерские при театре МГСПС (театр Московского городского совета профессиональных союзов, будущий Театр имени Моссовета). Первый театр: первая роль в массовке была сыграна на сцене МГСПС

 

«Однажды актриса Серафима Бирман преподала мне жестокий урок, который я запомнил на всю жизнь. Я играл в массовке пьесы «Салют, Испания!». Ни слова я не говорю в этой сцене – и не сказал, только еле заметно улыбнулся. Может быть, своим мыслям. А Бирман это увидела. И мне после спектакля объявили бойкот. Две недели со мной никто не разговаривал. Боже мой, как я мучился! Как переживал, как потом ходил просить прощения… В конце концов меня, конечно, простили. Но именно тогда я понял: хочешь работать в театре – всего себя положи на алтарь искусства».

1938    Перешёл в Театр транспорта (будущий Театр имени Гоголя).

1939     Начался роман с Людмилой Мартыновой, которая родила ему сына. Мальчик умер в 1941 году.

Кадр из фильма «Свинарка и пастух»

1941     Cыграл в фильме «Свинарка и пастух», который принёс ему известность

«Поначалу фильм «Свинарка и пастух» принимали довольно трудно. На просмотр фильма я опоздал. Прибежал со спектакля, когда всё уже кончилось. Помню, Пырьев вышел из зала в очень возбуждённом состоянии, мрачный, погружённый в себя, меня даже не заметил. Потом я узнал, что претензии к фильму были примерно такие: «Тут война идёт, немцы Москву бомбят, а вы комедию какую-то легкомысленную сделали про любовь».

 1945     Начал работать в Театре Советской армии, где служит по сей день.

 1946      Роль Альдемаро в «Учителе танцев» стала самой  главной в его жизни, по спектаклю впоследствии сняли фильм.

«В жизни каждого актёра есть свой образец идеального спектакля, идеальной режиссуры. В моих воспоминаниях – это «Укрощение строптивой» и «Учитель танцев». Эти спектакли для меня образец, эталон театра, доказательство того, что можно не просто стремиться к совершенству, но добиться его – в каждой детали, в каждой крупице».

1951    Удостоен Сталинской премии второй степени  за исполнение роли Д. Н. Сенявина в спектакле «Флаг адмирала» А. П. Штейна.

С супругой Иветтой Капраловой

1964      Женился на Иветте Капраловой, с которой они недавно отпраздновали 50-летие совместной жизни. У них разница в возрасте 20 лет.

«Главный человек в моей жизни – это моя супруга Иветта, с которой я познакомился в Союзе кинематографистов, – рассказал Metro Зельдин. – Почему главный? Не потому что мы прожили вместе 50 лет. А потому что она гораздо умнее меня. Она окончила университет, а я малообразованный человек. Она мой критик и советчик. У нас, конечно, бывают несогласия. Но мы всегда находили компромисс. Именно в уважении друг к другу и кроется секрет долгих отношений. Конечно, уже и болячки, и здоровье не то, но, несмотря на всё, она всегда со мной».

1978    Снялся в фильме «Дуэнья».

 1987    Снялся в фильме «Десять негритят».

2005     Сыграл Дон Кихота в спектакле «Человек из Ламанчи».  Зельдин сам считает себя Дон Кихотом, именно так он назвал свою автобиографическую книг.

2013      Принял участие в эстафете олимпийского огня, став самым возрастным факелоносцем за всю историю олимпиад.

2015      10 февраля состоится премьера спектакля «100 лет, или Танцы со временем» с Зельдиным в главной роли.

Романтический герой

«Когда я оканчивал театральное училище, главный режиссёр Театра им. Моссовета Евсей Любимов-Ланской сказал мне: «Володя, у тебя редкое амплуа, ты – лирический любовник». Очень сложно отыгрывать на сцене любовь так, чтобы зритель в неё поверил, – рассказал Зельдин Metro. – Секрет моего долгого брака в компромиссах. Как сказал Бродский: «Женщина – это чудо природы». И я так считаю. А я могу добавить слова героя Дон Кихота: «Женщина – это душа мужчины, его слава, яркий луч, озаряющий его путь». Я испытываю огромное уважение к своей супруге, с которой живу более 50 лет.  В чьих-то глазах я, наверное, неисправимый романтик. Но не считаю это большим грехом».

Зельдин и его время

 1917     «Революция – главное событие в моей жизни. Ведь я советский человек, я воспитан при советской власти и на советских идеалах».

Отношение к алкоголю

«Произошло это в первые дни Пасхи, когда мне было 9 лет. Я осторожненько достал бутылку из «захоронки», и мы разлили мутноватую жидкость в крохотные чашечки, видимо, кофейные. Когда я выпил, в нос ударил непонятный и неприятный сивушный запах. В итоге я так сильно отравился, что проболел три месяца, так что ни пасхи, ни кулича даже не попробовал, о чём страшно сожалел. После той истории я просто видеть не мог никаких бутылок, от одного запаха вина или водки мне становилось дурно. Так я на всю жизнь и остался равнодушен к выпивке. Бокал ароматного грузинского вина могу себе позволить и даже получаю от этого удовольствие, но собутыльник из меня плохой».

Гражданская война и сталинские репрессии

«Я был на третьем курсе Мастерских, когда меня вдруг вызвали на Лубянку. Кто-то сказал, что «у Зельдина есть оружие». Кто насочинял обо мне небылицы? На допросе я вспомнил. Летом мы, студенты, поехали в совхоз «налаживать самодеятельность». Там я и сказал, что хорошо бы заиметь пистолет, чтобы обезопасить себя от хулиганов. Следователь понял: я не вру. После этого случая я старался держать язык за зубами. То, что невинных жертв в 30-е годы было много, понял гораздо позже».

Великая Отечественная война

«Я принадлежу к чудом уцелевшему поколению. И я горжусь им. Это поколение победило фашистскую Германию». Мы положили самое дорогое на алтарь победы  – жизнь.  Мне было всего 26 лет, когда началась война. Я тогда начал сниматься в музыкальной сказке «Свинарка и пастух».Война – это страшная вещь, ненормальная ситуация, большая глупость. И сколько ещё таких глупостей наделает мир».

Любимый питомец

«Как-то у меня брали интервью по телефону: «Вы любите животных?» – «Да. У меня собака Борис Николаевич». А тогда Ельцин был президентом. Молоденькая журналистка снова спрашивает: «А почему же вы так… странно его назвали?» – «Ничего странного, – отвечаю. – Он тоже много перенёс. Как и Борис Николаевич Ельцин». Боря же у нас появился, когда Ельцин ещё не был президентом, даже представить себе такого было нельзя. Несколько дней спустя вышло интервью с подзаголовком «Как Зельдин спас Бориса Николаевича». В этот день мы не жили, только разговаривали по телефону. Когда Ельцин награждал меня орденом Дружбы народов, он даже пошутили на этот счёт».

Смерть Сталина — 1953

«Смерть Сталина, конечно, помню, – рассказал Metro Зельдин. –  Я был в Москве. В марте у нас всегда были гастроли в Ленинграде. Я играл в спектакле «Учитель танцев». Был аншлаг».

Афганская война. Перестройка 1985–1991

«Во время Афганской войны мы полетели в Кабул с концертной бригадой Театра Армии. Запах войны чувствовался во всём. Когда мы отходили ко сну, вдруг начался сильнейший обстрел. Мы, идиоты, первым делом подскочили к окнам — полюбопытствовать, что происходит. Вдруг врывается в комнату офицер, орёт на нас матом и приказывает всем лечь на пол и матрасами сверху прикрыться. Испугался. Они же, бедные, за артистов несли ответственность, отвечали за них головой».

Олимпиада, 2014.

«Я по-прежнему страстно влюблён в спорт. Хотя теперь чаще «люблю» его по телевизору. Главное предпочтение отдаю футболу, хоккею и теннису. Но спортивные Олимпиады «пожираю» целиком».

О старости и долголетии

«Старость – это то, что ты хочешь ею считать, это когда начинает казаться, что люди стали чаще умирать, это когда уже ничего не боишься, это когда многое кажется просто, это когда возвращаются идеалы, это когда становишься добрее, это когда ты точно знаешь, что ты гость на этой земле и рано или поздно уйдёшь. Старость – это то, чего не надо бояться. До сих пор всё не хочу забывать совет А. Д. Попова: не уставая, черпай впечатления из жизни, фиксируй их и укладывай в архив памяти, на всякий случай».

«Cекрета долголетия нет. Есть комплекс причин. Родители, спасибо им, наградили меня здоровым организмом. А я научился этот организм рационально «эксплуатировать» и не дёргаться по пустякам. Правда, чтобы следовать этому рецепту, требуется некоторая сила воли. А она далеко не всегда, увы, придаётся таланту. Я себя любил исключительно ради дела. Вот и весь секрет. Пианист же настраивает свой рояль, свой инструмент. Если Бог хранит меня, значит, я ещё не всё сделал. Жизнь пройти – не поле перейти».